Бронницкие НОВОСТИ

Юлия Толстова (в период войны студентка-медик), как и все ленинградцы, конечно, знала об огромном значении Ладожского озера в жизни попавшего в военную осаду города. И не только знала: именно благодаря «Дороге жизни» она, дипломированный фельдшер, в крайней степени истощения летом 1942 года была эвакуирована на Большую Землю. Главной транспортной артерией называли в годы Великой Отечественной войны единственный ледовый и водный путь через это большое озеро.

По нему шло бесперебойное снабжение жителей Ленинграда продовольствием и всем жизненно необходимым. По нему вывозились из города истощенные, полуживые люди. В периоды навигации это осуществлялось по воде, зимой – по льду. «Дорога жизни» связывала осажденный город со со страной с 12 сентября 1941 по март 1943 года. Автотранспортный путь, проложенный по льду, назывался в документах Военно-автомобильной дорогой № 101 (№102). Ленинградцы чтят память о подвигах тружеников Ладоги: после войны у маяка Осиновец был создан мемориальный музей «Дорога жизни».

Начну с того, что семья Толстовых проживала в Петрограде (Ленинграде) на Невском проспекте с 1923 года. Родители Юлии оба были медицинскими работниками. Её отец Павел Васильевич Толстов всю войну прослужил начальником военного госпиталя и встретил День Победы в освобожденной от фашистов Риге. Мать автора этих воспоминаний - Анна Александровна Толстова (до замужества Виноградова) после германского нападения была направлена для прохождения службы в Ленинградскую Военно-медицинскую академию. Профессия отца и матери в дальнейшем повлияла и на жизненный выбор самой Юлии.

Её довоенное детство прошло в коммунальной квартире №2 дома №104. Окна их небольшой квартиры выходили на проспект в том самом месте, где к Невскому примыкает улица Марата. Забегая вперед, стоит отметить, что в постсоветский период именно на этой жилплощади стало размещаться «Общество блокадников г.Санкт-Петербурга». В довоенный период, успешно окончив десятилетку, Юлия поступила в Ленинградскую фельдшерскую школу. Для неё, как и для всех советских людей, начало войны стало самым тяжелым и памятным событием и в настоящем смысле «разломило» её молодую жизнь на «до» и «после».

– 22 июня 1941 года я в составе группы студентов нашей фельдшерской школы, перешедших на третий курс, отправилась в Петродворец на экскурсию, – позже писала Юлия Павловна в своих воспоминаниях. – Наша группа состояла из 18 человек. Все ожидали интересной и познавательной поездки. Никто себе даже представить не мог, что мы узнаем в этот день ужасную весть. Вдруг по радио диктор Левитан объявил, что на СССР вероломно напали войска фашисткой Германии.

Нас, студентов-медиков, после направили в Ораниенбаумский район рыть окопы. А через неделю отозвали и послали в формируемый эвакогоспиталь №165, разместившийся в здании школы. Наш курс зачислили туда как вольнонаемных, и там мы должны были проходить свою медпрактику. Она началась с оклеивания окон полосками белой бумаги, с уборки помещений для раненых и других хозяйственных работ. Военная комиссия приняла наш госпиталь 6 сентября. И мы начали выполнять свои обязанности в приемном отделении. Первые раненые начали поступать к нам уже на следующий день…

Город, как вспоминала бронницкая блокадница, уже в начале первой военной осени немцы стали очень интенсивно бомбить фугасными и зажигательными бомбами. Причем бомбежки были практически ежедневными. То и дело рядом включалась сирена, и люди бежали в бомбоубежища. Массированные артиллерийские обстрелы важных для города стратегических объектов велись с германской педантичностью, будто строго по графику. Защитникам города трудно было противостоять рвущейся в Ленинград отлаженной, военной махине вермахта, его господствующей авиации в воздухе и крупнокалиберным орудиям на земле.

Ей запомнилось, что в числе первых были повергнуты бомбардировке известные всем ленинградцам, самые крупные в городе Бадаевские склады. Там находился огромный запас продовольствия для горожан. в ходе возникшего пожара было уничтожено более трех тысяч тонн муки и семьсот тонн сахара. По улицам из разрушенных и горящих помещений в буквальном смысле слова текли целые ручьи растопленного огнем сахара вперемешку с другими пищевыми продуктами и землёй. Впоследствии эту сладкую землю люди собирали и вываривали с целью добыть хоть немного сладкой воды. Когда эти главные склады были полностью уничтожены, жители блокадного города остались без продовольствия.

– А 8 сентября по радио выступил первый секретарь Ленинградского обкома компартии А.А.Жданов, который сообщил о введении в городе чрезвычайного положения, – продолжала свой рассказ Юлия Павловна. – Вскоре были введены продуктовые карточки и нормированная выдача продуктов. Но самый бедственный период блокады начался в ноябре. На жителей города обрушились еще и небывалые 40 градусные морозы. А при этом все здания и жилые дома были отключены от электричества и водоснабжения, не было и отопления. За водой горожанам приходилось ходить с ведрами к Неве... Суточная норма выдачи блокадного хлеба снижена до 125 грамм.

Многие, сильно ослабев от многодневного голода и холода, просто замерзали и умирали в своих квартирах. В это невыносимо тяжелое время молодежь нашего госпиталя не раз отправляли на поля Кировского завода собирать остатки капусты. Там были только темно–зеленые листья на кочерыжках. Мы ползали на холоде и обрывали эти листья буквально под обстрелом. Почти все отморозили себе руки. Впоследствии отмороженные пальцы не позволили мне заниматься моим любимым увлечением – игрой на гитаре...

Ленинград продолжали бомбить и день, и ночь. Люди гибли сотнями от бомбежек и голодухи. Были созданы специальные бригады, которые на улице подбирали трупы замерзших и убитых людей. Юлия писала в своих воспоминаниях о том, что уже через силу работала в госпитале. Блокадный голод всё сильнее изматывал девушку. В ноябре, когда она помогала анестезиологу давать наркоз тяжелораненому, сама вдруг от голода потеряла сознание и упала.

Ей тогда поставили диагноз – дистрофия 2-й степени и на время отстранили от работы... Казалось, ситуация для блокадников складывалась безысходная… Пайки стали мизерными. Да и то, что выдавалось, трудно было назвать хлебом. Люди получали почти несъедобный суррогат с небольшим добавлением муки и жмыха. Юлия Павловна сохранила кусочек того блокадного хлеба и уже много лет спустя. перебравшись в наш город, передала его в музей истории г.Бронницы…

С началом ледостава начала действовать ледовая «Дорога жизни»: по Ладожскому льду из близлежащих колхозов стали привозить ка­кое-то количество продуктов. Поначалу это была лишь небольшая толика, но в дальнейшем эта транспортная артерия стала реально помогать жителям осаждённого города преодолевать голод. Со временем порцию хлеба жителям города увеличили до 250 граммов. Как она узнала уже после войны, подготовка ледовой трассы началась уже в ноябре 1941 года. А работы по её созданию, которые вели около 20 тысяч человек, начались еще раньше – в октябре. 19 ноября подписан приказ по Ленинградскому фронту «Об организации автотракторной дороги через Ладожское озеро».

22 ноября первые 10 машин автомобильного батальона майора В.А.Порчунова начали движение по «Дороге жизни». За зиму 1941-1942 годов в осаждённый город по этой транспортной артерии переправлено две тысячи вагонов различных грузов, 85 танков, большое число другой боевой техники. А из города в свою очередь было эвакуировано 3 700 вагонов промышленного оборудования, произведений искусства, 514 тысяч жителей, 35 тысяч раненых. Причем, каждый проезд по ледовой трассе при постоянных обстрелах и бомбежках можно считать настоящим гражданским подвигом.

– Зимой умерших от ран, голода и обморожений в нашем госпитале уже невозможно было вывезти для захоронения: их было очень много, – вспоминала пенсионерка-блокадница. – Руководством нашего госпиталя было принято решение до наступления весеннего потепления складывать трупы людей между двумя зданиями госпиталя. К середине марта трупов было столько, что их укладывали уже прямо с третьего этажа…

В марте 1942 года для выбора места для захоронения я оказалась с группой врачей на деревенском кладбище села Пискарёвка. Тысячи замороженных тел мертвых людей лежали там штабелями, как дрова. Очень жуткое было зрелище… Сколько там было ленинградцев, не знает точно никто. Вскоре были выкопаны котлованы, в которые укладывали ориентировочно по 500 человек. В настоящее время на этом месте располагается известный всем мемориальный комплекс «Пискарёвское кладбище».

Вспоминая о блокаде, о ледовой и водной «Дороге жизни», Юлия Павловна рассказывала не только о мужестве и подвигах ленинградцев, но и произошедших там трагедиях. Одна из них особенно страшна своей суровой правдой. И при этом о ней никогда не упоминалось в советский период. По огромному числу погибших это происшествие схоже со знаменитым крушением океанского корабля «Титаник». Эта катастрофа произошла на Ладожском озере осенью 1941 года.

Тогда военным командованием на основании приказа маршала К.Е.Ворошилова было принято решение об эвакуации из Ленинграда выпускников-офицеров военно-морских учебных заведений. Вывозили весь офицерский состав медицинской академии, гидрографического училища, инженерного училища, специалистов артиллерийского и технического управлений ВМФ, гражданских лиц и членов семей. Эшелоны с людьми прибыли на станцию «Ладожское озеро», рядом с которой находился порт «Осиновец». Всего на баржу №752, не приспособленную для перевозки людей, было погружено по разным данным от 1200 до 1550 человек.

К несчастью, в ночь на 17 сентября на Ладоге во время многокилометровой перевозки разыгрался сильнейший 9-балльный шторм. Баржу оторвало от буксира, а её старая деревянная обшивка не выдержала бешеного напора воды. Судно треснуло и разломилось пополам. Тащивший её небольшой буксир «Орёл», после обрыва троса и затопления баржи, смог взять на борт только 216 человек. Около 40 пассажиров успела спасти подошедшая канонерская лодка.

Остальные люди (в том числе почти все пожилые и дети) утонули в бурных водах Ладоги. Никаких спасательных средств на барже не было, а температура воды в то время составляла всего около 8 градусов. Утром немногих оставшихся в живых безнаказанно расстреливали с воздуха вражеские лётчики. Спустя годы после войны на берегу Ладожского озера – там, куда бурные волны озера еще долго выносили тела погибших, поставили памятную стелу, а затем – надгробную плиту с их именами. Теперь этот памятник называется «Ладожский курган».

– Я намеренно упоминаю об этом малоизвестном факте Ленинградской блокады, – писала в своих послевоенных дневниках Юлия Павловна. – Дело в том, что эта большая ладожская трагедия напрямую затронула и нашу семью. Ведь на барже находился брат моего отца, мой родной дядя – лейтенант медицинской службы Анатолий Васильевич Толстов. Он являлся выпускником Ленинградской Военно-Морской медицинской академии. Но о его гибели во время эвакуации мы узнали только в постсоветский период.

Многие годы после окончания войны он считался без вести пропавшим. Отец очень переживал о неизвестной судьбе своего брата и искал документальное подтверждение факта его гибели всю оставшуюся жизнь… А между тем, как мне стало известно, доклад о трагедии на Ладоге поступил в Государственный Комитет Обороны 1 октября 1941 года. Но его материалы рассекретили только в 2004 году. Это событие отныне находится в списке ста наиболее крупных водных катастроф с людьми. Впрочем, на Ладоге в то время погибло очень много народа: и на воде, и на льду…

В самый канун нового 1942 года, как вспоминала блокадница, они, будущие медики, успешно сдали государственный экзамен, и Юлия получила фельдшерское свидетельство с отличием. Сейчас подлинник того документа также находится в нашем городском музее истории. А в январе того же военного года они, выпускники, проходили военно-призывную комиссию. Из 18 прежних студентов училища осталось только десять. Их, в том числе и Юлию, в связи с тяжелой формой дистрофии на военную службу не призвали… А 27 июля 1942 года госпиталь, где работала практикант Толстова, получил предписание эвакуироваться из Ленинграда.

Молодым медикам разрешили забрать с собой своих близких родственников. Вместе с Юлией Павловной эвакуировались и её родные. На баржах перевезли тогда весь медицинский персонал военного госпиталя вместе с ранеными и больными. Санитарный поезд стоял почти на самом берегу Ладожского озера. Они уже по железной дороге выехали в Алтайский край. Вместе с госпиталем ленинградские медработники добирались до места назначения почти целый месяц. И в каждом большом городе их тепло встречали. В пути следования, как много позже рассказывала блокадница, всё было хорошо организовано: раненых, в зависимости от состояния их здоровья, принимали врачи местных больниц.

В Алтайском крае автор этих воспоминаний вместе с другими медиками трудилась вплоть до 1944 года. Потом все эвакуированные получили разрешение вернуться в уже освобожденный к тому времени город на Неве. Там постепенно начиналась прежняя мирная жизнь, в которой нашлось место и для Юлии Гречихиной. Но её долгая послевоенная биография и последующий переезд в наш город – это уже совсем другая история, которая заслуживает отдельного рассказа.