Лев ГОРЕЛЬКОВ: "Мы создавали основы космической отрасли страны!"
0
3425
12 апреля исполняется 60 лет первому полёту человека в космос. Коренной житель Бронниц – Лев Андреевич ГОРЕЛЬКОВ, выпускник «красной школы», в дальнейшем – талантливый инженер-конструктор, кандидат наук, ученый, изобретатель, многие годы работая на «сверхсекретных» предприятиях СССР, внес весомый вклад в освоение космоса, в укрепление обороноспособности страны, в создание сложной вычислительной техники. Напомню, «БН» уже публиковали его заметки из книги «Мои воспоминания», посвященные бронницким страницам жизни покойного пенсионера. К Дню космонавтики предлагаем нашим читателям отредактированные выдержки из глав книги о его трудовой деятельности.

«Предприятие, куда меня пригласили на работу в 1951 г., называлось КБ-1 (конструкторское бюро №1). Поясню: знаменитую «фирму» С.Королева, основного разработчика космических ракет, называли тогда КБ-2. Создавалось наше предприятие по личному указанию И.В.Сталина, как СБ-1. А организовывал его тогдашний всесильный нарком Л.П.Берия. Главными конструкторами КБ-1 в первые годы были известный ученый П.Н.Куксенко и выпускник Академии связи в Ленинграде С.Л.Берия-сын.

Вначале наше предприятие под их руководством вело разработку зенитной ракетной системы ПВО С-25 «Беркут».В дальнейшем участвовали в космических проектах. По соображениям секретности КБ периодически меняло название. С 1951 по 1966 гг. оно называлось п/я 1323, после – МКБ «Стрела» (до 1972 г.), затем – ЦКБ «Алмаз». Начало деятельности предприятия относят к 1947 г. Но выросло оно в основном в 1950-1952 гг. С нашего факультета МЭИ взяли практически весь выпуск, на котором я учился. Забирали также выпускников военных академий – Московской им.Жуковского и Ленинградской, где учился Берия-сын.

К слову, используя свои возможности, Берия-отец перевез на наше предприятие всю знаменитую немецкую фирму «Аскания», разрабатывавшую во время войны оборудование для немецких ракет ФАУ-1 и ФАУ-2, уничтожавших Лондон. Соответственно привлекли и пленных германских специалистов. На наше предприятие также был переведен и целый ряд известных ученых. Много было в КБ-1 и специалистов-заключенных, сидевших за политические грехи.

Немцы, заключенные и многие вольные с семьями жили в финских домиках «Поселка Сотый», который располагался в Москве рядом с теперешним милицейским колледжем, что на улице Фабрициуса. Поселок состоял из трех изолированных друг от друга частей. Ближе к Сходненской улице жили вольные, в том числе и наша семья. Дальше жили немцы, а за ними – наши заключенные. Эти части были окружены высокими заборами. В нашей части охраны не было. В поселке был свой магазин, больница и кинотеатр (нынешний «Полет»).

Из-за наличия на нашем предприятии заключенных его называли «шарагой», «шарашкой», «шарашкиной конторой». Такую же «шарагу» описал А.И.Солженицын в своём «Круге первом». Некоторые заключенные занимали довольно серьезные должности в КБ: были заместителями начальников лабораторий и цехов, консультантами. Немецкие специалисты, в основном, были инженерами. Им платили зарплату, существенно большую, чем нам. К примеру, доктор Хох, научный руководитель нашей лаборатории, получал 7000 рублей, а я, старший инженер, всего 1500 рублей.

Моя деятельность на предприятии началась беседой с тогдашним главным конструктором КБ-1 Куксенко. Узнав, что я делал дипломную работу в Академии наук у И.С.Брукса, которого он знал лично, руководитель нашего КБ направил меня в отдел А.П.Морозова, дважды лауреата Сталинской премии, бывшего директора одного из специализированных оборонных заводов. Отдел только формировался. Он должен был заниматься разработкой аналоговой вычислительной техники для космоса.

Вскоре наше подразделение влили в состав отдела №36. Первым моим непосредственным начальником в этом отделе был настоящий заключенный. Звали его Сергей Александрович. Фамилию его нам не говорили, чтобы мы, по обычаю того времени, случайно не назвали товарищем. В технических отчетах о проделанной работе он подписывался просто трехзначным числом. В особо ответственных работах вообще не подписывался, а ставил печать с тем же номером. Срок 7 лет ему дали за политический анекдот, который он рассказал слушателям военно-морского училища в Ленинграде, будучи там преподавателем.

Забегая вперед, отмечу, что всех ученых-заключенных нашей «шарашки» освободили после смерти Сталина и ареста Берии. Руководство попросило их остаться работать на предприятии, но большинство отказалось. Осталось всего несколько человек. Немцев в дальнейшем отправили в Абхазию, в поселок Бабушеры. А в дальнейшем, через два года, им разрешили вернуться на свою родину – в Германию.

Пожалуй, самым значительным из «сидельцев» с научными званиями был член-корреспондент АН СССР Н.С.Кошляков. Его арестовали, как врага народа, и дали солидный срок. При создании КБ­1 его с женой перевезли в Москву и поселили в элитном доме рядом со станцией метро «Аэропорт». Ему давали двойную пайку. Причина: когда Серго Берия учился в Ленинграде, у него были тесные контакты с Кошляковым.

Говорили, что он был научным руководителем кандидатской диссертации Серго. Ученый Совет, принимавший её защиту, проголосовал дважды. При первом голосовании Берии-сыну присвоили ученую степень кандидата наук, при повторном – доктора наук. В 1953 году, после ареста его отца, Берия-­сына лишили обеих научных степеней.

Очевидная заслуга Кошлякова состоит в том, что он первым написал и обосновал целую систему уравнений, описывающих движение ракеты в трехмерном пространстве. Тем самым дал базу для моделирования этого движения на математических машинах. Я этим моделированием и занимался много лет – вначале на аналоговых машинах, а потом – на цифровых. Моя диссертация была посвящена методике моделирования одного класса ракет на аналоговых машинах.

Крупным ученым-заключенным был С.М.Смирнов, которого мы в своем кругу звали «Эс-Эм». Он защитил свою кандидатскую диссертацию еще до войны. Срок ему дали за то, что он остался на оккупированной немцами территории. Смирнову принадлежит разработка двух фундаментальных методов исследования сложных систем автоматического регулирования. Они были предназначены для космической отрасли. Первый из них – это метод построения частотных характеристик, а второй – метод статистической линеаризации нелинейных устройств.

Из знакомых мне заключенных отмечу еще несколько человек. Я работал в одном отделе с венгром Карлом Сцилардом, ведущим инженером. Его брат, Лео, был одном из творцов американской атомной бомбы. Были у нас и коллеги крупного ученого Бартини – одного из корифеев советского самолетостроения. Он был итальянским аристократом и коммунистом по убеждениям. По решению итальянской компартии тайком перебрался в СССР, успешно трудился, был обласкан маршалом Тухачевским. После расстрела «красного маршала» Бартини перевели в разряд заключенных, но работать он продолжал без ограничений в КБ-1.

В 1957 году мне довелось трудиться с Д.Л.Томашевичем, профессором МАИ. Его посадили до войны, так как именно он подписал последнее полетное задание Валерию Чкалову, легендарному советскому летчику. При выполнении этого задания на экспериментальном самолете Чкалов погиб. На нашем предприятии Томашевич занимался разработкой ракеты с поворотным крылом. Такая ракета управляется не рулями или элеронами, а крылом. Полет этой ракеты я моделировал на АВМ (аналоговой вычислительной машине). Он заходил ко мне, садился рядом и наблюдал на осциллографе процесс полета. Довести эту разработку до конца не удалось, так как наш отдел изменил профиль, а эту разработку передали на другое предприятие.

В своем повествовании я упомянул 1957 год. К этому времени меня повысили до ведущего инженера. Хочется сказать о своей прежней работе и в качестве инженера и старшего инженера. Вскоре после поступления в КБ-1 меня отправили в командировку в Ленинград. Провел я там три месяца.

Целью командировки было курирование одной из секретных разработок для нашего предприятия. Учреждение, куда я ходил на работу, находилось рядом с Московским вокзалом, недалеко от бывшего Смольного института благородных девиц. Жил я у матери ленинградца, с которым я работал в Москве, и находился в приятельских отношениях.

Кроме наблюдений за разработкой и докладов по телефону в Москву, мне приходилось участвовать в испытаниях разрабатываемой аппаратуры на тряску. Аппаратуру ставили в специальный фургон и по ночам возили по разным дорогам, в основном, от Московского вокзала до Пулковских высот и обратно.

После возвращения в Москву меня подключили к разработке стенда для настройки реальной аппаратуры. В стенде использовался переменный ток. Первым разработанным мною прибором был определитель стабильности московской электросети. Это было важно для стенда.

Потом мне пришлось рассчитать несколько трансформаторов, которые потом реализовывали в опытном производстве. Все они соответствовали заданным требованиям, а трансформаторы других разработчиков – нет. Я таким образом выделился из общей массы, и меня перевели в старшие инженеры. А мою фотографию даже повесили на Доску Почета.

Стенд с нашей разработкой настраивался в демонстрационном зале ударными темпами – круглосуточно, без выходных. Как-то наша бригада под руководством доктора Хоха работала там. Около 12 часов ночи к нам зашли люди в военной форме: директор предприятия А.С.Елян, начальник режима и еще кто-то.

Я не успел рассмотреть, так как стоял спиной к двери и припаивал конденсатор. Войдя к нам Елян строго спросил: «Что делаете?» Хох, волнуясь, вскочил и с сильным немецким акцентом сказал: «Мы выполняем социалистическое обязательство по наладке стенда». Сказал он это очень комично, и пришедшие рассмеялись. Елян сказал: «Ну, выполняйте, выполняйте». И троица ушла.

Важно добавить, что до перевода в КБ-1 Елян возглавлял Горьковский артиллерийский завод, производивший во время войны половину всей артиллерии Союза. В 1953 году его, как ставленника Берии, с работы сняли. Приходилось мне много общаться с двумя другими преподавателями Ленинградской академии связи, в которой учился Берия-сын.

Он, собственно, и перевез их в Москву. Оба были полковниками, профессорами и докторами наук. Это Н.А.Лившиц и А.А.Колосов. Первый руководил базовой кафедрой столичного Физтеха, у нас в аспирантуре читал лекции по теории вероятностей. Я, будучи аспирантом, эти лекции слушал, а потом сдал экзамен на «отлично».

После окончания аспирантуры он пригласил меня на кафедру читать студентам-физтехам курс лекций «Математическое моделирование». Я читал их в течение шести лет. Потом отказался, так как для меня настала пора длительных командировок. Кстати, мои лекции слушал и мой сын Андрей, мне же и сдавал зачет. Колосов, в отличие от Лившица, вырос до большого начальника, возглавив ОКБ-41 (особое конструкторское бюро №41) в рамках КБ-1.

А я тогда стал руководителем группы. Вместе с ним входил в комиссию по рассмотрению рацпредложений и изобретений, предлагаемых сотрудниками ОКБ. Первое свое рацпредложение я внес, будучи старшим инженером. Дали мне за него 50 рублей (оклад мой тогда был 1500 рублей).

По совместительству на нашем КБ-1, работал генерал-майор В.С.Пугачев – начальник кафедры «Теория вероятностей» в Академии имени Жуковского. Он первым прочитал инженерам нашего предприятия курс лекций по своей специальности. Я очень заинтересовался этой наукой, так как она была крайне необходимой в моей работе. Позднее сделал шесть изобретений по этой специальности, а два из них использовал в своей кандидатской диссертации.

(Продолжение следует)
Воспоминания обработал и записал Валерий НИКОЛАЕВ
Назад
Авторизуйтесь, чтобы оставить комментарий